Прочитайте онлайн Потоп | Эпилог ТЯЖЕСТЬ СОМНЕНИЙ
Эпилог
ТЯЖЕСТЬ СОМНЕНИЙ
Последние полкилометра пути Рокотов тащил Андрея Васильевича Коротаева на себе. Коротаев часто присаживался передохнуть, а то и вовсе терял сознание.
С потерей кисти, перерубленной сюрикеном, он лишился значительной части своей черной крови.
Рокотов размышлял, будет ли у Коротаева столбняк или какая другая гангрена. Столбняк вероятен: грязь. Ну да это уже не его забота.
Либо будут лечить, либо уж нет.
Влад решил, что ему будет приятно, если у Коротаева разовьется столбняк.
Крайне неприятное заболевание, очень болезненное и в большинстве случаев — смертельное, особенно без лечения.
В аптечке у Влада была сыворотка. Болея за правое дело и надеясь довести таки дело до суда и огласки, он вколол ее Коротаеву, по сделал это чрезвычайно неохотно.
Ему хотелось, чтобы Андрей Васильевич вдруг захворал всеми существующими недугами, но при этом оставался в состоянии давать показания и отбывать пожизненное заключение.
Раньше у него не возникало таких мыслей. По крайней мере, в отношениях конкретных людей — никогда.
Да, он бился с Крастом и прочими нелюдями, но это было преследование, бой, перестрелка, особо жестокая расправа, наконец, — да, приходилось, грешен.
Но чтобы вот так сидеть и вдумчиво, целенаправленно желать зла беспомощному живому существу — такого с ним еще не бывало. Это изменение, и не в лучшую сторону. Постоянный контакт со злом не мог не сказаться на душе, и вот оно, похоже, проникло и начало свою разрушительную деятельность.
А роботом быть лучше?
Добравшись до места, они залегли в кустах.
— Руки затекли, — неожиданно жалобно сообщил Коротаев.
— Потерпишь.
Влад посмотрел на часы: самое время появиться вертолету.
— А ведь боишься ты своих, — ядовито заметил Коротаев. — Спрятался. Только это тебе не поможет, все равно тебе крышка.
— Ты тоже своих боялся. И тебе будет крышка.
— Мне и так крышка. Однако пожрать бы…
В пути они питались ягодами, а воду брали из ручьев.
— А курить у тебя есть?
— Я не курю.
Действительно, Рокотов курил редко и сигарет при себе не держал.
Высоко в уже полностью осветлившемся небе — ночи здесь коротки — обозначилась черная муха-точка. Вот и они. Влад сам не знал, зачем укрылся в кустах.
Видимо, просто хотел посмотреть — напоследок? — кто прилетит.
Может быть, в вертушке будут лишь пилот и штурман или только пилот. А может быть, оттуда горохом посыплются спецназовцы, имеющие приказ: прочесать местность, найти и уничтожить.
Какая, в сущности, разница. Если дана санкция, пристрелить могут и в салоне. Тот же пилот справится с двумя пассажирами. Ну, Влад еще поборется…
Если надо, он взорвет вертолет… тьфу холера. Он выругался. Ну надо же доверять хоть кому-то, хоть через самообман. Иначе вообще незачем жить.
Ожила рация.
— Вы на месте? — интересовался Ясеневский.
— В общем и целом, — уклончиво ответил Влад.
— Что это значит — в общем и целом? Пилот докладывает, что видит поляну и собирается садиться. У вас там все тихо?
— Мертвая тишина. Пускай садится.
В эфире повисла пауза.
— Не веришь мне, — констатировал догадливый генерал.
— Я за последнее время немного разочаровался в людях, товарищ генерал-лейтенант. Вы уж не обессудьте. Вы, может быть, сейчас под дулом пистолета со мной общаетесь. От души желаю ошибиться.
— Имеешь право. В конце концов, это профессионально. Ты деликатный, кстати! Другой бы выразился яснее… Короче говоря, готовься к полету. Домой. Дело закрыто.
— То есть как это — закрыто?
— Я неточно выразился. Не закрыто, конечно. Миссия твоя выполнена.
Связь оборвалась.
Слабым голосом закаркал Коротаев:
— Верю всякому зверю, а тебе, ежу, — погожу.
Он слышал весь разговор.
— Сожгут огнеметами — и привет…
— Может, скальпелем для начала почикают?
— Как захотят, так и кончат.
— Не каркай, сволочь. Всех стрижешь под своих блатных. А люди-то еще остались.
— Люди? Люди остались. Знаешь, кого в хате людьми зовут? Которые там сидят, те и люди.
— Вижу, лечение пошло тебе на пользу. Ожил, смотрите-ка.
Вертолет тем временем плавно приземлился, пилот заглушил мотор. Рокотов напряженно ждал.
Никто не посыпался изнутри, пилот был один и спокойно сидел за рычагами, не собираясь выходить.
Коротаев спросил:
— Меня, конечно, первым хочешь пустить? Но меня ноги еще не держат.
— Не еще, а уже. Расплата за подвиги… за бег с препятствиями. Пойдем так, как шли…
— Как покажемся, так он нас и пришьет.
— Еще одно слово — и займемся репродуктивной системой.
Андрей Васильевич перекрестился здоровой рукой.
Для удобства перемещения Влад его развязал, хотя и ждал в любую секунду попытки удушения, ибо имел дело с затравленным, на все готовым хищником.
И постоянно следил, чтобы животное не шарило по чужим карманам.
— Ты верующий, что ли? — изумился Влад. Чего-чего, а такого фортеля он от Коротаева не ожидал.
Впервые в голосе бывшего начальника депутатской охраны прозвучало нечто человеческое:
— У меня вся грудь в куполах…
— Ну, тогда Бог тебя не выдаст.
— Зато свинья наверняка съест.
— Хреновый ты тогда верующий.
— Это не тебе судить.
— Верно, судить тебя будут другие… А ну, давай запрыгивай…
Может быть, и Чикатило крестился?
С Коротаевым за плечами, с двумя автоматами наперевес Рокотов медленно вышел на поляну.
Пилот, не поворачивая головы, открыл им дверцу, и оба залезли внутрь.
— Мое почтение, — осторожно поздоровался Рокотов.
— С возвращением, — коротко отозвался пилот. — Он не опасен? Машину не взорвет?
— Опасен, но не взорвет. Руки коротки.
Это был еще один, довольно безжалостный каламбур. Коротаев раздувал ноздри, впитывая и обрабатывая вертолетную информацию. Слепое лицо его ничего не выражало.
Здоровая рука медленно и осторожно ощупывала сиденье.
Отвинтить, выдернуть, спереть, ударить, выстрелить, полоснуть, грохнуть, придушить, удавить, сожрать…
Включился двигатель, и вот вертушка оторвалась от земли.
Влада не покидало напряжение. До последнего момента он ждал, что их настигнет какой-нибудь чудом уцелевший человек от Ивана Ивановича и прибьет из гранатомета.
В полете он ждал, что их вот-вот каким-то образом отправят за борт.
Еще он постоянно ожидал какой-нибудь самоубийственной выходки Коротаева, но тот был слишком слаб для боевых подвигов.
Он ничего не нашел, а следовательно — не отвинтил, не выдернул и не полоснул.
Улитки-прудовики.
Бенедикция байкальская. Раковина широкая, с узким устьем…
Затворки-мегаловальваты… Megalovalvata piligera и М. Baicalensis…
Байкалия килеобразная…
Уносит смерчем Одиночку и Краста, уносит смерчем Ивана Ивановича и его верного Айболита… Коротаев опасен.
— Тебе его видно? — крикнул он пилоту.
— Что? — не расслышал тот.
— Тебе видно этого урода?
— Видно.
— Вот и замечательно. Присматривай за ним.
— А ты на что? Я машину веду, между прочим!
— Ты жить хочешь? Тогда присматривай. Если дернется, кричи, и я сразу проснусь.
Рокотов отключился.
Энциклопедия лежала там, где Влад ее оставил, и даже не запылилась. Вообще, все дома выглядело так, словно он никуда не уезжал.
Даже генерал Ясеневский будто бы и не вылезал из кресла, в которое уселся на ночь глядя несколькими днями раньше.
Правда, на столе стояла бутылка праздничного коньяка. И появился новый предмет: на спинке стула висел китель подполковника ФСБ.
Из капитанов — в подполканы.
Да, дело и впрямь, видно, выдалось серьезное. За дельфинов благодарили меньше.
И за Одиночку меньше.
Две большие желтоватые звездочки покоились на дне квадратного толстого стакана, наполненного доверху.
— Ну что, подполковник? — осведомился генерал. — Вздрогнули? До дна. Не хочется? А придется.
Влад покосился на генеральские пальцы: нет ли там перстня, скрывающего яд? Нет, только глубоко впившееся в кожу обручальное кольцо.
Чистая, незамутненная паранойя — не исключено, что уже в клинической стадии. Ему не в санаторий, ему в психушку пора.
А что? Могут и посадить, если поставят в вину беспредел и осудят как невменяемого. Никогда не нужно зарекаться.
Там его соседом окажется Коротаев, чья невменяемость тоже будет неопровержимо доказана.
Вот не понравится он тому же Ясеневскому — и что тогда?
Тогда варианты.
Рокотов не знал, как поступают в таких случаях. Это был незнакомый ему церемониал. Когда-то, когда служил, что-то было… но звездочек не было.
На всякий случай он встал и сказал:
— Служу Отечеству!
Отечеству ли он служил? Город целехонек, и это, несомненно, для отечества великое благо, и все-таки — кому или чему?
Отбросив вопросы, он выпил залпом. Звездочки щелкнули по зубам. В голове зашумело, по телу разлилось обманчиво благостное тепло.
Судя по всему, церемониал оказался близким к удовлетворительному и был засчитан.
Закусили чем Бог послал, помолчали.
— Поспрашивать разрешите, товарищ генерал-лейтенант?
Он чуть было не сказал: Иван Никифорович. Но вовремя осекся. Вот что делает с людьми алкоголь. Он оказывает на них разрушительное воздействие.
А что еще его оказывает?
Ах, да: хронический контакт со злом.
— Разрешаю, Рокотов.
— Что с базой?
— Можешь считать, что ее больше нет.
— Что — откачали взрывчатку и засыпали скважину?
— Именно.
Уже? Так быстро? Верится с трудом.
Может быть, оно и так. А может…
Сейчас Рокотову не хотелось думать о том, что в ста пятидесяти километрах отсюда под землей находится нечто, способное опустить город намного ниже уровня моря.
— За диск извините. Но он мне жизнь спас.
— Пустое, — Ясеневский махнул рукой. — Спор хозяйствующих субъектов завершен, и диск этот уже не имеет ровным счетом никакого значения.
Ой ли? А связи, контакты? Наплевать.
— Что с моим подопечным?
— С кем это? — не понял генерал.
— С господином Коротаевым Андреем Васильевичем. Ему оказали, наверное, медицинскую помощь?
— В известном смысле — да, оказали. Ты же сам ее и оказывал. Не помнишь уже? Забудь о нем. Он, кстати, оказался ценнее диска. Диск — он что? Железяка. А тут живой… почти человек.
— И все-таки.
Ясеневский неодобрительно хмыкнул:
— Повторяю: забудь о нем.
— Так точно, товарищ генерал, уже не помню. В топку его, да?
Ясеневский не ответил.
Повисла тишина.
Снова непонятки. Такая скорость? Его же месяцами допрашивать надо. Хмельные, ненужные мысли одолевали Влада с неимоверным упорством.
— Всем пострадавшим в больнице и их родственникам оказана помощь, — ни к селу ни к городу отчитался генерал.
Рокотов сдержанно кивнул, как будто кто-то выполнил его личное распоряжение. Конечно, это доброе дело.
— Отпевали в церкви?
— В соответствии с пожеланиями близких.
— Сорокоусты заказывали?
— Что заказывали?
Влад неопределенно повертел пальцами. Он и сам плохо разбирался в этих тонкостях.
— Ну, эти… бумажки в церкви.
— Да уж наверняка.
Вопросы почти иссякли. Оставался еще один, самый главный. Владу пришлось выпить еще, чтобы отважиться его задать.
Но все-таки задал.
Дурак, осел, остолоп — задал:
— Товарищ генерал-лейтенант… я хочу спросить у вас как, простите, у… хозяйствующего субъекта… позволите?
Ясеневский улыбнулся, полагая, что речь пойдет о деньгах — якобы суточных, командировочных, за выслугу и так далее, помимо премии.
О личном, так сказать, подарке-благодарности. Который он, между прочим, приготовил.
— Конечно, подполковник. Спрашивай.
Рокотов замялся:
— Вы… случайно ни с кем больше не поссорились? С губернатором, например?
Мясистое лицо генерала закаменело и уподобилось львиной маске.
— Никогда не спрашивай меня о таких вещах, подполковник. Ты понял? Никогда и ни при каких обстоятельствах.
Он вдруг начал выбираться из кресла, Рокотов тоже встал.
— Куда же вы, товарищ генерал? Посидели бы еще, время детское…
— Дела, Рокотов, дела не терпят.
Ясеневский, не говоря больше ни слова, прошел в прихожую, и Влад поспешил подать ему летнее пальто.
Нынче генерал почему-то оделся в гражданское платье.
Выпятив огромный живот, он втиснулся в рукава, взял с вешалки шляпу, надел, посмотрел на себя в зеркало, провел ладонью по лицу.
Вышел не попрощавшись.
Рокотов медленно вернулся к столу. Взял звездочки, подкинул их на ладони. Куда теперь?
Он посмотрел на энциклопедию и подумал, что ему уже не хочется в ней рыться. Нет смысла.
Куда теперь, дальше?
Очень возможно, что руководство изменит свое первоначальное намерение удерживать буяна в границах родного государства. Филиппины? Пхеньян? Поиск и ликвидация гипотетических ядерных террористов?
Вот это последнее весьма вероятно. Более чем.
Надо приготовиться.
К худшему, разумеется. Но рассчитывать, как и положено, на лучшее.
А может быть, так просто положено, не прощаясь?
Ритуал?
Да, конечно.
Конечно, это такие у нас нормы. Он же салага в сущности, порядков-официоза не знает, а благодушное начальство, учитывая его заслуги, смотрит на это сквозь пальцы.
Влад лег на диван и стал сквозь пальцы смотреть на свет, падавший с люстры.
Вот темно.
Вот снова светло.
Вот снова темно.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды.
Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим
организациям и частным лицам.